У лампы под тихое звучание голоса приемника «Нева», рядышком с отцом изучаем карту его военной юности. Дебрецен, Будапешт, Балатон, Сё-кеш-фехер-вар, Вена, Прага…Еще долго я буду уверена, что есть на свете города именно с такими загадочными названиями.
Вот откуда пятерка по географии, истории, астрономии. Все оттуда: из подчеркнутых трофейной шариковой ручкой названий городов на карте.
Мой отец — Тапаев Гаптрахман Аюпович, 1925 года рождения, встретил Победу в 72-х километрах от Праги. А до Пражской операции прошел Румынию, Венгрию в составе 3-го Украинского фронта. Орден «Отечественной войны» II степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За освобождение Праги» и юбилейные украшали его грудь 9 Мая и на памятных встречах с ветеранами.
Однажды мою сестру Рузалию потряс рассказ отца о том, как во время одного из переходов, когда пришлось продвигаться по лесной дороге, боец, сопровождавший их на обозе, предложил положить винтовки и автоматы на телегу, чтобы пробираться налегке. А папа, то ли предчувствуя обман, то ли хорошо помня слова присяги: «Клянусь….-быть бдительным…», сумел отговорить товарищей от этого предложения. Неизвестно, остались бы они живыми, когда вскоре их встретил огонь противника.
В конце февраля 1943 года он начал учиться азам артиллерийского дела на ускоренных курсах Ленинградского военного училища им. С.М. Кирова, эвакуированного на Урал. Потом фронтовые дороги, после войны служба в г. Иваново. Получил предложение продолжить службу в органах с переводом в Москву. Но остался в Иваново, встретив зеленоглазую, с роскошными косами, носившую имя жены Пророка — Хадичу.
Наследник фамилии, мой брат Ибрагим, родился вторым. А до него мне приходилось принимать в подарок мальчишечьи игрушки. Я четко помню первую из них: выбегаю из подъезда, а навстречу папа — протягивает мне коричневый револьвер с пистончиками, и тут же, на ходу, учит «военному искусству».
Мои предки — несколько поколений Тапаевых-Хамзиных почти два века служили Аллаху, перестали бояться произносить вслух его имя лишь в начале 90-х. Они имели досточтимые титулы исламского духовенства, такие как «хазрет».
И еще…. Помнится, и это почти по Окуджаве, «вечерами все играла радиола, и пары танцевали…» на асфальте двора моего детства. Это папа выставлял свою «Неву» на кухонный подоконник нашей коммунальной двухэтажки.
В память об отце хранятся две большие стопы грампластинок: одна с «дунайскими и амурскими волнами», «Рио-Рита», утесовским грустным монологом «водителя кобылы»…. и, конечно же, нашими детскими пластинками: «Огород-наоборот», «Я сам»…., вторая — с татарскими мелодиями. Голоса Илгама Шакирова, Гульсум Сулеймановой, Альфии Авзаловой звучали не только тогда, когда собирались родственники, а просто, когда кому-то становилось грустно. Думается, что большая часть нашего «я», хоть это осознается лишь с годами, накрепко связана с прошлым, памятью о нем.
Теперь уже и сама понимаю, чего стоило отцу пересматривать, перебирать папки, в которых хранились его военные документы. Адреса фронтовых товарищей (папа говорил именно так: «мой фронтовой товарищ», а не «фронтовой друг») продублировал на внутренних сторонах папок, с их письмами, считая, что так верней.
Из письма, датированного июлем 1992-го:
«…Геннадий, ты и сам, наверное не догадываешься, как ты меня поддержал на одной из наших первых встреч, я не надеялся, что меня кто-то помнит. И вдруг ты говоришь, что помнишь меня, ссылаясь на такую деталь, что я любил стрелять из пистолета, постоянно тренируясь в меткости стрельбы. Меня это очень тронуло» (Вайсман Вениамин Михайлович — командир минометного взвода, Минск).
Из письма Вениамина Михайловича, но уже когда папы не стало: «Под впечатлением того, что случилось, не могу найти подходящих слов… мысли перепутались: то вспоминается наша молодость, война, встреча ветеранов в Москве, то его последнее письмо… отец ваш был хорошим солдатом, отцом, другом и Человеком с большой буквы. Не мне вам это говорить, вы его лучше знаете, но, я тоже немного разбираюсь в людях и для меня это тоже большая потеря…»
Вот еще письмо:
«…Здравствуй, дорогой фронтовой друг, земляк! Ты сильно не расстраивайся из-за ухудшения здоровья, держись по-фронтовому, все утрясе
тся… С уважением Махмуд и Роза Тагировы, 25 мая 1992 года, родом из Юкшура, Пермской области». Папа иногда зачитывал нам старые и новые письма — свидетельства нерушимого фронтового братства.
Теперь уже я периодически созваниваюсь с Минском, чтобы услышать еще бодрый голос командира моего отца Вениамина Михайловича, а услышав: «Дочка…», не сразу удается сдержать волнение.
В июне 1992-го солдат 3-го Украинского фронта Тапаев Гаптрахман рядом со своим товарищем в последний раз прошел дорогами фронтовой юности.
Хатима ТАПАЕВА, г. Иваново.
Мои предки — несколько поколений Тапаевых-Хамзиных почти два века служили Аллаху, перестали бояться произносить вслух его имя лишь в начале 90-х. Они имели досточтимые титулы исламского духовенства, такие как «хазрет».
И еще…. Помнится, и это почти по Окуджаве, «вечерами все играла радиола, и пары танцевали…» на асфальте двора моего детства. Это папа выставлял свою «Неву» на кухонный подоконник нашей коммунальной двухэтажки.
В память об отце хранятся две большие стопы грампластинок: одна с «дунайскими и амурскими волнами», «Рио-Рита», утесовским грустным монологом «водителя кобылы»…. и, конечно же, нашими детскими пластинками: «Огород-наоборот», «Я сам»…., вторая — с татарскими мелодиями. Голоса Илгама Шакирова, Гульсум Сулеймановой, Альфии Авзаловой звучали не только тогда, когда собирались родственники, а просто, когда кому-то становилось грустно. Думается, что большая часть нашего «я», хоть это осознается лишь с годами, накрепко связана с прошлым, памятью о нем.
Теперь уже и сама понимаю, чего стоило отцу пересматривать, перебирать папки, в которых хранились его военные документы. Адреса фронтовых товарищей (папа говорил именно так: «мой фронтовой товарищ», а не «фронтовой друг») продублировал на внутренних сторонах папок, с их письмами, считая, что так верней.
Из письма, датированного июлем 1992-го:
«…Геннадий, ты и сам, наверное не догадываешься, как ты меня поддержал на одной из наших первых встреч, я не надеялся, что меня кто-то помнит. И вдруг ты говоришь, что помнишь меня, ссылаясь на такую деталь, что я любил стрелять из пистолета, постоянно тренируясь в меткости стрельбы. Меня это очень тронуло» (Вайсман Вениамин Михайлович — командир минометного взвода, Минск).
Из письма Вениамина Михайловича, но уже когда папы не стало: «Под впечатлением того, что случилось, не могу найти подходящих слов… мысли перепутались: то вспоминается наша молодость, война, встреча ветеранов в Москве, то его последнее письмо… отец ваш был хорошим солдатом, отцом, другом и Человеком с большой буквы. Не мне вам это говорить, вы его лучше знаете, но, я тоже немного разбираюсь в людях и для меня это тоже большая потеря…»
Вот еще письмо:
«…Здравствуй, дорогой фронтовой друг, земляк! Ты сильно не расстраивайся из-за ухудшения здоровья, держись по-фронтовому, все утрясе
тся… С уважением Махмуд и Роза Тагировы, 25 мая 1992 года, родом из Юкшура, Пермской области». Папа иногда зачитывал нам старые и новые письма — свидетельства нерушимого фронтового братства.
Теперь уже я периодически созваниваюсь с Минском, чтобы услышать еще бодрый голос командира моего отца Вениамина Михайловича, а услышав: «Дочка…», не сразу удается сдержать волнение.
В июне 1992-го солдат 3-го Украинского фронта Тапаев Гаптрахман рядом со своим товарищем в последний раз прошел дорогами фронтовой юности.
Хатима ТАПАЕВА, г. Иваново.
