«Голос Акбая»

Сколько существует Человек, столько он радуется, работает, любит. Но, также, сколько существует Человек, он и воюет. Такая вот жизнь… Какие бы войны не были, но во всякой войне бывают пленные. В плен попадают по разным причинам: кто был ранен, кого предали, кто попал из-за не правильного планирования боя, по вине командиров, кто попал по трусости. Всякое бывает. И о государстве, не в последнюю очередь, нужно также судить не только по тому, как живут его люди, население, но и по тому, как относится государство к своим пленным.
Это – лакмусовая бумага.
Не трогайте пленных плохим словом. Каждый из них – это солдат Отчизны. Они не хотели стать пленными, они шли побеждать. Но, так получилось.
Это – жизнь.
Это – война…
По разным оценкам, в Великой Отечественной войне попали в плен более 6 миллионов солдат и офицеров Красной Армии. Из них погибло – около 4 миллиона человек.
Нургалиев Мухаметгали (по другим документам – Хамид) Нургалиевич, родившийся 1 сентября 1908 года в деревне Умбралы (по татарский – Йомралы) на Великую Отечественную войну был призван Апастовским районным военным комиссариатом Татарской АССР в 1941 году. Служил в пехоте. В немецкий  плен попал 27 июля 1941года в Эстонии и  был отправлен в лагерь в Баркенбрюгге (Barkenbruegge) в Польше. Так называлась эта местность до 1945 года по-немецки. Поляки его называют по своему: Баркниевко.
… Весна 1941 года пришла дружной, весёлой, красивой. Настроение у людей в Йомралы, находящегося в 10 километрах от районного центра Апасты, было хорошим. Жизнь брала своё: рождались дети, колхоз имени Энгельса числился крепким, в реке Улэмэ водилось много рыбы. А по другому и не могло быть: весь секрет заключался в том, что рыба поднималась из Свияги. Сама Свияга дружным потоком сливалась с Иделем. А в Идели… В Идели рыбы было не то что много, а очень много. Очень часто жизнь сельчан выручала именно эта рыба.
Природа вокруг Йомралы была прекрасной: тут тебе и холмы, и леса, и луга. В лесах росла черёмуха, дикие вишни, хмель, рябина, малина, грибы. И зверья было достаточно. Люди ходили и на охоту, но в основном из ружей не стреляли, а ставили капканы. Бесшумно, и с властями не возникают вопросов.
Семья Мухаметгали Нургалиева жила весёлой жизнью. Трое детей: Зуфар, Зухра, Фарух, а также родители жены Ханифы, уже шесть лет жили вместе в скромном деревянном доме с баней, с хлевом, с колодцем, и со скамейкой у ворот. Был ещё кот Кучум, собака Акбай, корова Бермогез. Вот и вся дружная команда.
В деревне проживали 950 человек. Жили дружно. Коренастого, 33-летнего, крупного ростом Мухаметгали все уважали. Он был всегда вежливым, бодрым, мудрым. Никогда не проходил мимо чужого горя, помогал во всём, и поддерживал добрым словом. И дети были умными. Младшему Фаруху, было всего полтора года, но он уже не переставая гонял куриц и петухов по деревенской улице, пас гусят на берегу реки. Пас – это громко сказано: он в основном их пугал, и бегал за ними, пытаясь пощупать их клюв. Фаруху не давало покоя один вопрос: почему у них клюв такой большой и красного цвета. Отец и мать наблюдая за сыном всегда тихо улыбались: он бежал так быстро, а ноги были немного коромыслом. Но это ему не мешало, и когда бежал, то казалось, что ноги выглядели как колесо.
Внутри Ханифы готовился к рождению четвёртый ребёнок! Мать очень хотела, чтобы родилась дочь. Два сына, и две дочери! Мухаметгали с ней соглашался, но говорил, как всегда, мудро: главное, чтобы родился здоровым. Главное, чтобы был и стал человеком.
О вероломном нападении Германии на СССР Ханифа узнала от председателя колхоза, и человека в военной форме из района, 22 июня. Перед правлением колхоза было собрание.
Народ молча слушал о страшной новости, и никто не знал что сказать и думать. Люди стояли и просто слушали.
О начале войны с Германией Мухаметгали узнал в лесу, где он и несколько колхозников валили в лесу липы для мунчала. Прискакал на коне сын Гали Абый Нурислам, и сообщил.
В деревне началась новая жизнь… Все мужчины, а также некоторые девушки, шли в сельсовет, чтобы записаться добровольцами на войну. Мухаметгали взяли сразу, и через несколько дней он, и 19 мужчин построились с котомками на плечах перед зданием сельсовета. Из района прискакал на коне всё тот же военный человек.
Председатель колхоза сказал перед собравшимися напутственную речь, сказал, что враг не пройдёт, и уже к уборке все вернутся на уборку урожая.
Все слушали председателя, и верили, что война будет короткой, что быстро управятся с агрессором, и действительно вернутся обратно уже к уборке. И потому, ни у кого не было страха, а наоборот: все были горды, что они первые, что именно они и свергнут голову фашистам. СССР – огромная страна, с огромным населением, с мощной индустрией, с самыми быстрыми танками, самолётами! Какой разговор? Конечно – мы победим. Как эта маленькая страна Германия только посмела на нас напасть? У некоторых людей где-то в глубине души, даже подкрадывалась мысль: «А вдруг это просто ошибка? И нет ни какой войны? Как может быть война в такое время, в такое прекрасное время, когда всё цветёт, поднимается урожай, растёт картошка, дети ловят рыбу? Как такое может случится?»
Одноногий Салахетдин, потерявший правую ногу ещё в гражданскую войну, в стычке с белочехами недалеко от Казани, заиграл на своей видавшие виды старой гармошке «Шахта кое»… Потом «Галиябану»… Прозвучала команда: «На право! В шеренгу по два шагом марш!»
Все снова замолчали. Была секунда безмолвия. Никто не верил в происходящее. И только когда мужчины сделали первые два шага, женщины зарыдали. Они чувствовали, и даже знали: пришла беда…
За женщинами заплакали дети… Их подхватили петухи, собаки, овцы, лежащие в тени домов и заборов…
Колонна тронулась, поднялся пыль, гармонист скрылся в толпе провожающих… Все шли за колонной, и что – то хотели сказать. Но в самом начале никто не знал: что же сказать? Сказать: прощай? Сказать: пиши? Сказать: береги себя? Что сказать в такие минуты?
Первый голос подала Ханифа: «Мохэммэт, не теряй ботей! Не потеряй! Слышишь? За нас не волнуйся! Нас много!»
Ханифа была на 6 месяце, но не смотря на это, она бежала за колонной, и кричала: «Мэхэммэт, не потеряй ботей!»
Мухаметгали не выдержал: вырвался из колонны, и бросился к своей беременной жене, и обнял. «Хорошо, Ханифа, не потреяю. Ты береги детей. Береги родителей. Я скоро вернусь, ты только не волнуйся. Не плачь… Я скоро вернусь… Ведь председатель приказал вернуться к уборке, а я даже раньше вернусь… Я вернусь… У нас же скоро дочь родится… Всё, я побежал… Сау бул, Хэнифэкэем, карлыгачым…».
Мухаметгали догнав колонну снова посмотрел на свою жену, и крикнул: «Дочь назовём Фиданиёй!!! Слышишь? Фидания!»
Ханифа остановилась. Остановились все. Колонна уже прошла деревенские ворота, разделющую деревню и поля – Басу капка.
21 мужчин шли по пыльной дороге. На лугу паслось стадо коров с телятами, и козами. Пастух Ахмадиша стоял со слезами, и махал с плёткой в руке. Он что-то хотел крикнуть, но не смог: в горле стоял комок, и он в голове прошептал: «Вернитесь… Да пусть вам поможет Аллах…»
Все коровы перестали жевать. Они стояли и смотрели на знакомых, и странных мужиков. Бермогез стояла у самой дороги, и искал взглядом своего хозяина… «Что это с ними? – подумала Бермогез. – Куда это они? Почему с котомками на плечах?» Да, коровы видели людей, на первомайских демонстрациях, как они шли строем по деревне. Но, у них всегда были красные полотна, и они всегда шагали без котомок… Бермогез стояла и размышляла: «Да… Что-то видать случилось». Увидев своего хозяина Бермогез подняла голову, глубоко вдохнула, пытаясь поймать запах своего хозяина. В эти минуты ей стало очень жалко хозяина. Вдохнула воздух, а потом два раза промычала: «Му-у-у! Му-у-у!» Может быть она впервые хотела произнести имя Му-хамет – гали… Может быть. У коров тоже есть душа.
Увидев свою однорогую корову Мухметгали впервые прослезился. И только теперь он понял, что он уходит, что покидает свою родную деревню. Только теперь он понял, что он остался вдруг без семьи, без детей, родителей, без коня, без коровы, овечек, и Акбая…
Мухаметгали вдруг отчётливо понял, что идёт на войну… и может даже… Нет, так нельзя даже подумать… Ты что, Мухамет? Нет, будем живы… Он подумал: «Надо что-то делать. Надо с собой что-то родное взять…». Он посмотрел на небо: там крутились жаворонки. Эх… Жаворонки… Они ничего не знали…
Мухаметгали начал думать: чего взять с собой? Уже поздно. Уже не вернуться назад… И вдруг он вспомнил: нужно взять с собой воздух родной деревни! Он незаметно для всех, движениями левой руки начал собирать мнимый воздух, и ложил в карман… Карманы он заполнил, потом начал пихать родной воздух в пазуху, а потом в карманы брюк… Всё, вроде, полные… И Мухаметгали успокоился: теперь можно и шагать… Теперь он силён, и ничто его не остановит. У него есть сила.
Через несколько минут он снова повернул голову в сторону деревни. Там, далеко, в пыли, он увидел маленького мальчика с ногами-коромыслом, который бежал с белой собакой. Собака лаяла, и лаяла… Он отчётливо услышал голос родной собаки… Мухметгали ещё подумал, что очень жаль, что Акбай белого цвета. Белые кони, белые собаки – это любимые животные Аллаха. Он их любит, и потому раньше чем других забирает к себе. Жизнь у них короткая. Они священные животные. Дождётся ли Акбай его? Дождётся! Обязательно дождётся! Ведь уборка не за горами! Ну, вот, скоро мальчик, белая собака потерялись в пыли, и колонна завернула за поворот… Музыка «Галиябану» кружилась над пылью от деревенской дороги.
Часть 2
Так… Подготовка чисто по-нашему… Термос с чаем готов, варёная конина, помидоры… 10 яиц, варёная картошка, хлеб, масло, соль, перец… Вроде всё готово. В путь, в Польшу, в поиски следов Мухаметгали Абый из деревни Йомралы.
Со мной в машине немка: переводчик на польский, доктор Уте Шнайдер. Когда-то она училась в Казанском Государственном университете имени Ульянова – Ленина, на филологическом факультете. Когда я рассказал ей историю моего земляка, она сразу согласилась мне помочь.
Ехали мы в Западную Польшу в местечко Карсибор. Там, весной 1942 года на сельскохозяйственной усадьбе Курта фон Бернута, работали пленные солдаты Красной Армии вместе с французскими военнопленными. Среди пленных был и Мухаметгали Абый.
О том, что они там были, и работали, свидетельствуют архивные документы.
Мы ехали очень быстро. Немецкий автобан был пустой, и и без ограничения скорости. 200 километров в час не было для нас пределом…
Вот и Польская территория. Тут не разгонишься как в Германии. Вроде бы почти одна земля, но нет же: уже переехав через мнимую границу сразу замечаешь, что здесь дороги совсем другие.
Карсибор мы нашли без больших приключений. Вот она, деревня, где работал в невольнице мой земляк… Увидев щит с названием местности, сердце моё содрогнулось, воздуха было мало. Этого же я заметил и у фрау Шнайдер. Нос её покрылся потом, и ноздри расширились от волнения. На улице никого нет. Улицы мощёные из булыжников, так же как в те военные времена. Ничего не изменилось. Лишь неподалёку, по левой стороне дороги на взгорке , виднеющиеся новые дома говорили нам, что всё это происходит в августе 2013 года.
Мы решили поверить своей интуиции, и просто медленно ехали, искали усадьбу барона. По логике вещей, она должна была стоять как замок где-то на берегу реки, или – озера, у леса.
Так оно и получилось: вот она, усадьба. В конце красивой дубовой аллеи виден огромный двухэтажный особняк серого цвета.
Вокруг никого. Странно это. Но должен же хоть кто-то появиться… Мы вышли из машины и я пошёл в дом. Нажал на первую же кнопку и стал ждать. Скоро появилась женщина лет 40. Поздоровавшись я её спросил: усадьба ли это барона Бурнута? Когда она кивнула мне головой, то я объяснил ей причину нашего приезда: мы в поисках следов своего земляка, Мухаметгали Нургалиева, который в далёком 1942 году работал здесь. Мой польский был недостаточным, и тут пришла на помощь фрау доктор Шнайдер. Женщины говорили быстро, я не всё понимал, но было ясно, что полячка знала очень мало, и показала пальцем в направлении другого дома. Там жил историк. Нам крупно повезло, и мы поспешили к историку. К нашему счастью он оказался дома. Это был средних лет мужчина приятной внешности, с животиком, с лысой головой. Ну точно историк. Он решил с нами поговорить на английском. Из разговора выяснилось, что этот особняк действительно принадлежал барону фон Бернуту и его многочисленной семейке до окончания второй мировой войны. Недалеко, за болотом, имеется даже их могила. Однако историк ничего не знал о военнопленных, и посоветовал поехать к одной старушке, которая всё знает. Но она живёт в другой деревне.
Как выяснилось из нашего разговора, в Карсиборе имеются два кладбища: одна старая, и одна совсем новая. Идти на новое кладбище не было смысла, а на старом могил солдат не было. Это они знали точно.
Тогда мы решили найти могилу семьи Бернутов.
Странно, но никто не хотел нас провожать к могилам хозяев усадьбы через болота. Мы долго искали проводника… и наконец одна женщина, Пани Кряженка, бывшая учительница, согласилась нам помочь. Могила находилась за речкой, за болотами. Нам пришлось идти около часа среди старой крапивы, поваленных деревьев, перейти небольшую речку с разбитым мостом, куда Пани Кряженка и фрау Шнайдер чуть не упали.
Скоро, вспотевшие и обожганные крапивой, мы нашли семейную могилу Бернутов. Она находилась на склоне горы, на краю огромного поля. На могильной плитке были указаны имена: Курт фон Бернут (1873-1934), Криста фон Бернут (1933-1937), Юлиус фон Бернут (1897-1942), Юрген фон Бернут (1902-1944), Йохен фон Бернут (1901-1945). Юлиус, Юрген и Йохен, видимо были сыновьями барона, которые погибли на войне. Вернувшись, мы осмотрели всю территорию, в надежде хоть что-то найти. Но, всё тщетно.
Одна местная жительница вдруг вспомнила, что у барона были два особняка, в той же деревне.
Скоро мы нашли и этот особняк. Было видно, что особняк и вся территория с хозяйственными постройками, и была хозяйством барона.
В разговоре с поляками, мы поняли, что здесь действительно, в годы войны работали пленные, которых привезли из лагеря Баркенбрюгге, находящегося в 40 километрах в лесу.
Теперь мы знали где жил и работал весной Мухаметгали Нургалиев вместе с остальными пленными. Мы видели речку, откуда они пили воду, и теперь знаем, где он погиб. Но где же могила? Как, при каких обстоятельствах он погиб? Эти вопросы нам не давали покоя.
Мы хотели идти в местную полицию, но полиции в местечке Карсибор не было. Полиция находилась в районном центре, Вальче.
Житель особняка, мужчина лет 60, поделился, что недалеко есть одна деревня под названием Гольце, живёт одна женщина, Пани Свертчина, которая могла бы знать больше.
Солнце клонилось к закату, и по указке того же мужчины, мы решили сократить дорогу и поехали напрямик, через леса. Однако – заблудились. Через час нам удалось выйти к людям, и найти 80-летнюю Пани Свертчину. К сожалению, они не смогли нам рассказать о могилах солдат, но, сказали, что в километре 40 отсюда есть мемориальное кладбище, где похоронены также и солдаты Красной Армии. Мы очень воодушевившись, поехали туда. Сын Пани Свертчины согласился нам показать это место.
Мемориал мы нашли. Нашли три татарских имён. Однако среди них фамилии Нургалиева не было…
С фрау Шнайдер мы долго сидели на краю мемориала и размышляли… Что мы знаем: Мухаметгали попал в плен в Эстонии 27 июля 1941 года, был отправлен в пересылочный лагерь Баркенбрюгге, шталаг II H (302), а из лагеря был распределён на работы в хозяйство барона Бернута, где 28 мая 1942 года погиб в неизвестных обстоятельствах. Но, могилы его мы не нашли. Дело в том, что если пленный выданный хозяйствам на работу погибает, тело забирала похоронная команда лагеря. Они тело или хоронили на территории лагеря или сжигали в крематории.
Но где сам лагерь? И где находится кладбище?
Уже темнело… и мы уехали обратно в Германию, чтобы приехать сюда снова, и довести поиски до конца…
Часть 3
22 июня, в 4 часа утра, германская военная машина вероломно, и без объявления напала на Советский Союз.
Секретный военный план «Барбаросса» по задумке Гитлера, должна была быть молниеносной. Фашисты планировали уже 7 ноября пройтись победным маршем по Красной площади в Москве. Но, как говорится, мечтать – не вредно. Они мечтали. Но у них не получилось: Советский народ, Красная Армия сломала хребет гитлеровскому фашизму. И парад был, на Красной Площади, но по брусчаткам тогда шагали наши войска, и сразу уходили на фронт.
Да… До конца войны было ещё так далеко, и столько крови пришлось пролить нашему народу, чтобы водрузить знамя Победы над Рейхстагом.
А пока, для страны советов пришли страшные секунды, минуты, дни и месяцы.
По плану «Барбаросса» на Прибалтику двинулась, под командованием генерал-фельдмаршала фон Лееба, группа армии «Север». Перед ним стояла задача: быстро уничтожить Красную Армию на Прибалтике, и двинуться на Ленинград.
Против гитлеровцев стояли наши 8-я и 11-я армий, где в то время служил стрелком Мухаметгали Нургалиев.
Силы были абсолютно не равные. Мощная немецкая военная машина шла стремительными темпами вперёд. Наши войска упорно сопротивляясь отходили. Никто не ожидал такой войны.
Между Таллином и Тарту стоял небольшой город Тюри. Немецкие морские пехотинцы, танки, окружили город, и 25 июля полностью завладели ею. Но бои ещё не прекращались. Отделение в котором служил Мухаметгали защищали мост через реку Пярну. Прямо перед мостом стоял большой крепкий дом. Из окна он и его земляк Сафин Халиль вели прицельный огонь по фашистам. Прямо перед ними на улице стояли две 45-ки, и стреляли прямой наводкой по наступающим танкам. На окнах домов на другой стороне улицы уже появились головы немцев. Мухаметгали и его друзья понимали: нужно защищать артиллеристов. 10 человек прыгнули из окон и пригнувшись бросились в те дома, где показались немцы. Полетели гранаты… Использовав взрывы и пыль, наши добежали до домов… Позади произошёл мощный взрыв: немецкий танк попал на ящик снарядов возле нашей пушки. Пострадала и вторая пушка. На корточках ухватив голову качался сержант… Мухаметгали остреливаясь не терял из виду пушку. Вот, сержант встал, и пошёл к снарядам… Сержант был один, нужно было ему помочь. Мухаметгали бросился к пушке, и схватил снаряд.
– Заряжай! Я принесу снаряды!
– Давай! – ответил сержант.
Вот первый выстрел!
Немецкий танк загорелся… Но не тут-то было: позади идущий немецкий танк объехал загоревший танк, и на полном ходу устремился к артиллеристам. Мухаметгали на корточках искал новый снаряд среди ящиков, и тут прямое попадание по пушке. Мухаметгали взрывной волной выбросило не метров 10 в сторону дома где сражались его друзья. Он быстро пришёл в себя, и сквозь туман увидел, как немецкий морской пехотинец душит Сафина. Нургалиев машинально подобрал булыжник на мостовой и рванулся выручать друга. Немец даже не успел крикнуть: свалился на Халиля. Мухаметгали с трудом освободил друга, и начал его тормошить:
– Халиль! Халиль! Это я, Мухаметгали! Вставай туган! Тор!
Халиль открыл глаза.
Вдруг прямо возле них на улице загорелся немецкий танк. Это наши из окна соседнего дома бросили бутылку с зажигающей смесью. Из танка начали выскакивать члены экипажа и бежать в сторону татар. Йомралы малае был не из простых парней: он быстро вытащил у мёртвого немца автомат и начал стрелять по бегущим немцам. Оба фашиста упали прямо перед носом. В руках у них были пистолеты. Увидев это, Халиль быстро прошёл через проём в стене от взорвавшегося снаряда, и умело вырвал пистолеты у обеих танкистов. Только он успел залесть обратно, как тут же рвануло внутри танка так, что башню вырвало и выкинуло прямо на стену дома где они находились. Дом начал рушиться… Нужно было срочно уходить… Прямо возле них они увидели лестницу в низ. Понятно, там был подвал… быстрыми шагами Мухаметгали и Халиль рванули туда… Было темно, и опасно: а вдруг там немцы? Вдруг Халиль остановился:
– Мохэммэт, фашист, который меня душил, от него несло табаком… Наверняка в кармане спички! Я мигом!
Он осмотрелся. Немец не шевелился… «Да, у Мохэммэта рука крепкая»,- подумал Халиль, и начал шарить фашиста по карманам. Есть: зажигалка. Такую штуку он видел в кино. Попробовал, давил, крутил, не получалось… Быстро спрятал в карман… А…Вот 3 рожка с патронами… Нож. Две гранаты! Вот это повезло. В нагрудном кармане он обнаружил губную гармошку. Документы трогать не стал… Взял ещё бинт. Осмотрелся по сторонам и увидел свой автомат ППШ. Халиль засиял от счастья: «Туганым… Вот ты где… Сэлэм, сэлэм… Давай, некогда разговаривать…».
Мухаметгали нажал на зажигалку, и поднял руку. На стене висела киросиновая лампа. Они зажгли лампу и осмотрелись… Подвал был полным едой, и винами.
– Халиль, всё это хорошо… Но наверху наши ребята ждут помощи. Давай, быстро бери несколько консервов, хлеба, и на верх. Дом перестал рушиться… Давай туган… Я пошёл. Нам нужно запомнить это место… Потом вернёмся… Не забудь потушить лампу…
– Яхшы, Мохэммэт…
Мухаметгали быстро направился наверх. Там шёл бой. Пять немцев сидели укрывшись за оторванной башней танка прямо под окном их дома и отстреливались. Тут подошёл Халиль, жуя хлеб.
– Давай гранату… – сказал Мумахетгали, – и отходи за стену… Тихо… Там – он показал пальцем кривую дугу в сторону улицы, – немцы.
Мухаметгали выдернув чеку гранаты не стал бросать, а опустил прямо на головы фашистов.
Никого в живых не осталось. Через тот же проём они собрали все автоматы и патроны. Тепрь у них было 5 автоматов. Два были поломаны в результате взрыва. Ничего, на час боя хватит. Гранат тоже было штук 6.
– Халиль, три гранаты привяжи ремнём вместе… танки идут. – сказал Мухаметгали другу, сам того не понимая, с каких пор он стал ему командиром… Их взгляды встретились, и они поняли друг-друга… и улыбнулись, улыбнулись впервые за последние 36 дней. Мухаметгали был внутри поэтом, тоньким человеком… а Халиль был шутником:
– Есть товарищь генерал… Разреши брать ремень у фашиста… А то я штаны могу потерять… Что скажут люди? В деревне узнают, на смех поднимут…
Мухаметгали махнул сквозь улыбку лишь рукой и пошёл в разведку.
Кругом стреляли. После взрыва у башни танка, немцы поняли: в доме осели русские, и начали бить из танка прямо по дому. Почти прижавшись к полу подошёл Халиль.
– Халиль, видишь? За горячим танком стоит ещё один танк… На другой стороне… Нам нужно выйти на ту сторону. Там наши. И танк в расход пустим…
– Согласен… Но как туда попасть?
– Немцы остановились… Боятся подойти… Метров 200 отсюда. Мы можем рассчитывать только на быстроту… Сперва побежишь ты, а я буду тебя прикрывать… Оружия хватает… А потом я побегу, и ты прикроешь. Хорошо?
– А может ты побежишь? А я прикрою…
– Халиль, у нас нет времени на базар. Давай, готовься… Как раз во время… Дым от танка нам помогает… Поделим оружие, чтобы легче было…
Мухаметгали длинными очередями начал поливать фашистов. В это время Халиль согнувшись быстро бежал на другую сторону улицу… Молодец! Успел! Молодец!
Немцы поняли план русских. Поняли и открыли шквальный огонь в их сторону. Со стороны Халиля, он и его товарищи открыли ответный огонь. Проснулся также немецкий танк. «Почему он только счас начал стрелять? – подумал Мухаметгали. – Наверное кончились снаряды, а теперь подвезли…. Вот бы его взорвать, шайтан арба…»
У парней были одинаковые мысли. Мухаметгали только посмотрел в проём окна, так увидел голову Халиля. В руках он держал гранату и показывал пальцем в сторону танка. «Генерал» кивнул головой.
Трое солдат быстро двинулись через задние сады в сторону дома, где стоял танк. Прямо подобраться в дом возле танка было бессмысленным: там кругом были немцы. Нужно было зайти в предпоследний дом, хотя бы на второй этаж, и оттуда бросить гранату. Решили именно так. Немцы тоже не дураки: они быстро разгадали план наших, так-как у перебежавшего Халиля через улицу они эти связанные гранаты заметили. Как только они начали приближаться через сады позади домов, то из кустов их встретил шквальный огонь. Одного ранило. Хорошо, что в левую руку… Жить будет…
Что делать? Немцев было много, и они хорошо спрятались: там дом имел изгиб, и их не достанешь. Единственный выход – гранатой! Но тогда чем взрывать танк? Халиль на многовение задумался… Если две гранаты потратить на солдат, тогда мы точно сможем подойти почти вплотную к танку… Так… При такой жаре у него наверняка открыт люк. И если попасть в этот проём, то тогда хватит и пол гранаты. Он быстро объяснил свой план товарищам, и решили действовать молниеносно.
Граната полетела через кусты дугой… и упала точно напротив изгиба дома… там стояли десяток немцев… Было поздно: взрыв, крики… Остальное решала внезапность. Солдаты рванулись, и перестреляли за секунды охреневших фашистов. Пробежали ещё метров 15 и вот вход с задних дверей в дом… Один солдат быстро открыл двери, и внутрь полетела вторая граната… Внутри послышались крики… Солдаты рванули внутрь стреляя из автоматов. Вот второй этаж. Вспотевший Халиль осторожно взглянул вниз… Он увидел пригнувшихся немцев и танк… с открытым люком! Мешкать было нельзя: граната попала точно в люк. Получился такой мощный взрыв, что стена дома рухнула и погребла под собой весь взвод немцев. Халиль и его товарищи успели выскочить в сад, и добраться до своих. У всех было приподнятое настроение.
Немцы ещё дважды пытались пробиться по улице, но не смогли: наши отбивались отчаянно, а оружия было предостаточно: прямо перед домом стоял грузовик с боеприпасами не успевший догнать своих. Дом был крепкий, и находился прямо на изгибе улице, и вся улица была как на ладони.
Наступила ночь с 26 на 27 июля.
Солдат осталось только 2 отделения. Все хотели есть и пить. Мухаметгали подошёл к молодому лейтенанту и рассказал о подвале с едой… Решили подумать: как сходить за едой. Всем идти ни как нельзя: заметят. Нужно было проскочить через дорогу, которая освещалась ракетницами. Единственный выход, это – открыть шквальный огонь, по обе стороны дороги, так-как немцы подступили также с другого конца улицы, и прикрыть своих. В это время быстро проникнуть в подвал соседнего дома, взять еду и вернуться снова прикрываясь огнём из окон. Пойти решились сразу 6 человек. Командир выбрал двоих: сильного сибиряка Прокопенко, и Халиля. Халиль кроме Мухаметгали был единственным человеком, знавший точное расположение подвала. Для Мухаметгали лейтенант дал приказ оборону дома со стороны сада. Решили рискнуть в полночь, надеясь на отдых немцев.
Улица была не такой и широкой: метров 30. Но риск был большой. И продукты нужны. Сил больше не было. Некоторые не ели уже 4-5 дней. Потому решили действовать. Первые десять метров можно было пробежать на всю катушку, пока немцы опомнятся… Потом будет видно.
Пропокопенко побежал первым, за ним Халиль. Солдаты сразу открыли огонь из всех оружий. Немцы очнулись: ответили дружным огнём. Наши упали на брусчатку, и стали быстро ползти. Успели… Только Прокопенко ранило под самым проёмом, когда он немного поднялся… Но двигаться он ещё мог. Наши прекратили огонь. Немцы тоже прекратили стрелять. Тишина. Странная тишина. Только что-то загремело в соседнем доме… Мало ли, может быть упала стена? Халиль знает, что делать, вернутся… Вот будет праздник!
Напрасно ждали солдаты еду… Как только начало светать, наблюдавший за улицей часовой разбудил лейтенанта:
– Товарищ младший лейтенант, посмотрите на улицу…
Все быстро встали и осторожно посмотрели на улицу: под окном соседнего дома, привязанный за шею верёвкой, и болтающимися двумя консервами на груди, висел Прокопенко…
Солдаты молчали, и от ярости на лицах трещала кожа.
Халиля не было видно…
Вдруг на весь мир закричал репродуктор:
– Золдаты! Русский Иван! Ви кароший золдат! Сдавайся! Ви сохраните свой жизн! Ми не тронем вас! Отдайте нам ваши официрь! Они вас обманивають! Это большевик! Они плохо! Выходите на улицу, сдавайся! У вас чуть-чуть 5 минута. Время бегает!
Солдаты сели на пол… Задумались…
– Так, слушай мою команду…- прервал тишину командир. – Не верьте им. Русские не сдаются. За нами Родина. У нас есть оружие, нас не так и мало. Наши находятся недалеко, мы сможем их догнать. Продержимся ещё день, а ночью будем выходить из окружения. Все понятно? Выполнять приказ!
Все вдруг взбодрились, крепче прижали оружия, и смотрели на своего командира.
Прошли пять минут. Вдруг в окно ворвался огонь… Немцы пустили в ход огнемёты… Несколько человек загорелись и начали гореть… Все бросились их тушить…
– Быстро покинуть помещение! – крикнул командир. Но было поздно: прямо по середине комнаты взорвалась залетевшая через окно граната. Пять человек валялись со стонами на полу. Мухаметгали находился в это время в другой части дома, и охранял зады дома. Он быстро подбежал, и увидел на полу командира, бросился к нему и начал вытаскивать в другую комнату.
– Нургалиев… Ты хороший парень… Остаёшься за меня… Дай мне автомат, а сами отходите в следующий дом… Я прикрою…
– Товарищ младший лейтенант… Но там немцы… Нас осталось 7 человек… Если мы отсюда выйдем, то нас сразу же перестреляют…
Командир что-то хотел сказать, но не смог… Он погиб…
В это время подбежал казанский парень Колокольчиков…
– Мухамед, нам нужно вырваться в сторону реки, задами, через сады… Там ещё сады… Снова дома, и река. Со стороны реки они подойти не смогут. Будем обороняться только в одну сторону…
– Молодец, земляк. Правильно. Берите оружия сколько сможете унести. Побольше патронов и гранат. Быстро!
Сказано, сделано. Горстка бойцов навешанные автоматами, ящиками патронов, обвешанные гранатами, устремились через сады к реке.
Скоро немцы из соседнего дома их заметили, и прямо из балкона начали стрелять из миномёта. Пока везло: не пристрелились… Но вот и беда: мина упала прямо впереди них… Упал Железняк, из Пензы. Мухаметгали потрогал пульс… Пульса не прощупывался… Побежали дальше… Вторая мина тоже попала в точку: упали ещё двое… Ещё одна мина… Потом ещё…
Мухаметгали лежал на животе, и по-тихоньку приходил в себя… Он слышал смех… Кто-то смеялся… Рядом кто-то говорил… Но почему он не понимает эту речь? Что с ним? Он стал поднимать голову… Перед его глазами стояли ноги человека. «А… Халиль, это ты… Принёс поесть? Где же ты был? Ты так не шути… Мы же земляки…»
Сознание по тихоньку приходило, и Мухаметгали поднимал голову всё выше и выше… И он понял: это был не Халиль… Это был морской пехотинец группы армии «НОРД» из Гамбурга Маркус Гайер…
Часть 4
Туманный октябрь 2014 года.
Я еду снова в Польшу, для продолжения поиска могилы Мухаметгали Нургалиева.
Проезжаю границу Германии и Польши. Несколько километров, и электроника машины отказалась показывать карту. Вот ведь неудача… И верь после этого технике…
Туман усиливался и усиливался. Остановившись на заправке, я спросил у поляков в каком направлении ехать. Три человека показали три разные направления. Выбрал по совету самого молодого парня, который посмотрел дорогу по интернету.
Снова в путь… Хорошо хоть музыка играет. Польские песни похожи на русские.
И вот, ремонт дороги, и указатель объезда. Куда деться: конечно же поехал, а вокруг ни души! Где же поляки?
Я ехал уже 2 часа через лес. Дорога становилась всё хуже, и не шире. Куда я попал? Ни указателей, ни населённых пунктов. Я остановился, выключил мотор. Стал слушать… Никого, кроме звуков редких птиц.
Еду дальше. Скоро повезло: на дороге с двумя вёдрами грибов стоял старик в большом брезентовом плаще и огромной зимней шапке. Прямо партизан какой-то. Вот уж не ожидал… Хорошо, что нет ружья.
Я остановился и поздоровался. Повезло мне: старик знал хорошо немецкого языка, немного русский, и ехал именно в ту сторону, куда мне и нужно. Разговорились: его зовут Казимир. Пришёл на автобусе с утра за грибами, и вот уже 3 часа ждёт этот проклятый автобус, который из-за сильного тумана уже точно не придёт. Через 2 часа мы вышли из леса, и в каком-то маленьком городке он вышел. Хотел отдать мне ведро с маслятами, но я очень вежливо отказался: он засорил грибами всю мою машину.
Ещё через два часа, я понял, что еду совсем не туда, куда нужно. Просто чутьё подсказало.
Уже стемнело. Я съехал с дороги, и на опушке леса решил поужинать… Маленький костерок тоже не помешает… Через полчаса возле меня остановилась машина с молодыми поляками. Парней было двое. Я пригласил их к ужину. Они поняли, что я не поляк. Подумали что я немец. Разговорились… Поляки говорили только на своём и английском. Я им объяснил кто я такой и чего тут делаю. А когда рассказал, что 600 лет тому назад татары помогли полякам в борьбе против немецких рыцарей, и победили, и что с тех пор в Польше живут татары, то они оживились, и проводили меня до города Сцшесинек, именно туда, куда мне и было нужно.
Туман не рассеивался, а только усилился. Останавливаясь уже раз пять, я спрашивал людей, искал кладбище мемориал, где похоронены узники концлагерей. Мемориал в этот вечер я не нашёл, и решил остановиться в гостинице. Утро вечера мудренней.
В гостинице ни кого, кроме девушки на рессепшене. Приняв душ, я спустился в ресторан и познакомился с официанткой. Им оказалась красивая полька по имени Мози. Заказав пиво, и сразу расплатившись, а также дав хорошие чаевые, я задумался над картой Польши.
Мози было очень скучно, и она решила мне помочь. Через неё я узнал, что местность под названием Баркебрюгге, где должен был быть лагерь для военнопленных, сегодня не существует, и оно сегодня называется Оконек. Баркенбрюгге- это старое, немецкое название. Все название местностей в округе – переименованы. К примеру Борн-Редериц, сегодня имеет название Борне – Сулимово. Этот населённый пункт тоже находится недалеко, и там тоже был лагерь. И Мози мне также сказала, что тот мемориал, который я ищу – находится через дорогу.
Я обрадовался. Это уже что-то… И я решил идти спать, чтобы ранним утром найти мемориал и поехать в городок Оконек.
Утром туман рассеялся… Выйдя на крыльцо гостиницы я сразу увидел мемориальное кладбище! Надо же… Туман туманом, а приехал я, что точнее некуда!
Купив цветы у бабушек перед воротами кладбища, я осматриваясь, медленно пошёл в направлении памятника. Это была огромная сломанная, символическая дуга. Вокруг множество братских могил. Но фамилию Нургалиев среди них не было. Многих похоронили без имён.
А может в городе ещё один мемориал? Может там я найду имя Мухаметгали? Может быть на этом огромном кладбище имеются другие захоронения? Нужно было проверить! Я обошёл всё кладбище. Расспрашивал поляков, которые ухаживали за могилами своих родственников… Но, кроме могилы американским солдатам, больше ни кого обнаружить не удалось. В городе не было и других мемориалов. Это было уже точно. Ошибок не было. Я точно выяснил, что на мемориале нашли свой последний путь останки советских, и солдат из других стран, которые были перезахоронены из других могил, в том числе из братской могилы концлагеря Баркенбрюгге, который я искал. Возложив цветы на мемориале, прочитав суры из Корана, и взяв землю из братской могилы для родственников Мухаметгали, я тронулся в путь.
Мой путь лежал в Оконек. Там я надеялся найти и сам концлагерь.
Оконек находился в километрах 22 от мемориала. Но где же тут бывший концлагерь? Местные мне ничего сказать не смогли. Странно… Ведь должны же они знать? Я зашёл на почту: и там не знали. Пошёл в полицию: там – то точно должны знать. Тщетно: и там не смогли мне помочь.
Я сел на камень, и задумался… и вдруг услышал звуки церковного колокола! Меня осенило: точно, нужно идти в церковь. Где ещё, кроме церкви знают историю родного края. С этими пионерскими мыслями я поторопился в направлении церкви. Мои мысли меня не обманули.
В католической церкви шло богослужение. Народу было мало: всего несколько женщин и старик. Перед ними у алтаря стояли молодые ребята в церковной одежде и молодой священник. Они пели.
Я дослушал богослужение до конца, и решил обратиться к священнику. Им оказался прекрасный человек Пан Збигнев Ольковский. Услышав мою историю, он обещал мне помочь! Радости моей не было предела!
По его словам, девушка Мози из ресторана ввела, меня немного в заблуждение: этот городок действительно называется Оконек, но раньше называлось не Баркенбрюгге, а – Радчибуш, по немецки – Ратцебор, уже с 15 века, так-как это были немецкими владениями. Но, когда немцы сожгли городок, поляки прозвали населённый пункт – Оконек, то-есть – Огонь. А Баркенбрюгге, как назывался также лагерь для военнопленных, это немецкое название, или по польски – Баркниевко, находится на расстоянии в десяти – пятнадцати километрах.
Пан Ольковский активно включился в поиски, стал зазванивать по телефону, копался в бумагах, работал в интернете, куда – то выбегал, заходил, и даже вспотел… Между делом успевал мне наливать кофе, и взбодрить. Он мне очень понравился.
Скоро он мне сказал, что тут проживает один лесник, и он нас поведёт на место лагеря. Мне трудно верилось… Но священник не может обмануть! Я успокоился.
Через час мы были уже у лесника, Пана Вацлава Бартковяка. Это был крепкий мужчина лет 60. Красивая шляпа на голове, борода, и его выражение говорил мне, что он больше профессор а не лесник. Он был деловой человек, это было видно сразу: сразу выложил на капот видавшие виды старую немецкую карту. По карте было видно точное местонахождение концлагеря, и дорога. Там же была указана местность Баркенбрюгге, названием которого и прозвали сам лагерь. Баркенбрюгге, или – Баркниевко, на сегодняшний день не существовало. Снесли с лица земли. Поляки.
Мы поехали через лес. Пан Вацлав меня попросил не называть его лесником, а егерем. Он также сказал, что плохих егерей не бывает. Есть только хорошие, и очень хорошие. Я извинился и конечно же – согласился.
На краю горы, открывалась огромная площадь, с кустарниками, дамбами… Мы остановились.
– Вот он, бывший лагерь… – показал рукой егерь.
Территория бывшего лагеря… Размер огромный: километров пять на три. Вот где значит содержались пленные…. Среди них, находились также Мухаметгали и Халиль, двое из почти 12 000 пленных в Прибалтике.
Лагерь находился на севере Польши в густонаселённых лесах.
Это был ужасный лагерь, где люди погибали за 8 дней, не вынося издевательств, голода, болезней, массовых расстрелов.
Местоположение лагеря было выгодным для немцев: кругом леса, нет свидетелей, даже красный крест не был допущен, и на этом месте был немецкий танковый полигон. Полигон был очень важный: там готовили танкистов для похода против Польши, потом СССР, и Африки. О важности этой местности ещё доказывает тот факт, что её посетил даже сам немецкий бес – Гитлер.
С 1937 года в лагерь начали привозить первых узников: это были немецкие антифашисты.
Комендантом лагеря, в то время, когда там находился Мухамедгали Нургалиевич, был оберлейтенант, фашист по имени Ганс Макензен фон Астфельд (18.02.42 – 13.1.43).
Лагерь являлся пересылочным. Там военнопленных «сортировали» и отправляли в другие лагеря. А лагерей было много. По сегодняшним данным, можно предположить, что их общее количество было около 10 000. В одних лагерях военнопленные работали на специальных строительных проектах фашисткой Германии, в некоторые лагеря отправляли на верную смерть. Как было принято, из лагерей военнопленных отправляли также на сельскохозяйственные работы. Их специально выбирали. Выбирали крепких. Так попал в поместье Кассибор, фон-барону Бернуту, военнопленный под номером 20990 – Мухаметгали Нургалиев.
Место массового захоронения на месте бывшего лагеря удалось обнаружить. Там польские патриоты поставили крест со стихотворением.
После освобождения Польской Армией лагеря Баркенбрюгге, многие тела погибших, были переведены в мемориальное кладбище, в городок в северной Польше – Сцшесинек.
В лагере с Мухаметгали находился также пленный Сафин Халиль. Его земляк.
Его жена – Сафина Салия. Последняя запись о нём было сделано 16 декабря 1943 года. Они в лагере могли встречаться, или – могли даже вместе работать у Бернутов…
После войны, на месте лагеря был танковый, артилерийский полигон Польской армии. Сегодня от лагеря ничего не осталось… Даже деревня исчезла.
По словам егеря Пана Бартковяка, когда артиллеристы стреляли, то после взрывов вместе с землёй на небо поднимались и кости погребенных узников. Они их собирали в ящики и хоронили в общую братскую могилу.
В 2002 году Польская армия оттуда ушла.
Там теперь мелкий лес, но очертания лагеря сохранились. Это – огромная территория, на ровном месте, а на краю лагеря – гора, где стоял дом коменданта, из окон которого он наблюдал за лагерем.
При приближении советских войск, фашисты торопились уничтожать оставшихся в живых людей, и когда пришли польские солдаты, там в живых оказалось только 500 человек. Все они примкнули к Польской армии для дальнейшего уничтожения фашистов.
Мы возложили букет, и долго стояли у братской могилы, и каждый думал о своём.
Я взял из места первого захоронения землицы, и мы тронулись в обратный путь. По дороге егерь решил показать нам также станцию, куда привозили военнопленных в вагонах.
Трудно было себе представить, что это была именно та станция. Трудно было представить. Прошло 73 года, а те же камни на дороге, те же стены, те же ворота… Со стороны железки людей толкали в само здание, через огромные двери, ставили им номера, а на другой стороне, перед эстакадой стояли грузовики для слабых и больных. Их грузили, и увозили в лагерь. Те, кто мог сам передвигаться, шли колонной пешком…
Часть 5
… Жара стояла невыносимая. От жажды трескались губы, опухли уши. Военнопленные падали на пыльную землю… Немецкие солдаты их пинали сапогами, и если тот не мог вставать, то – расстреливали на месте. Мёртвого солдата хватали за руки другие военнопленные, и тащили до огромной ямы на краю дороги, недалеко от горы. Бросали, засыпали известью, и возвращались обратно…
Кругом лаяли собаки, выла часто сирена, звучали имена военнопленных, проезжали машины гружёные пленными… Шли колонны обисселивших, грязных, ободранных пленных… Стояла пыль… Люди падали, просили о помощи… Была слышна ругань на разных языках…
Мухаметгали с первого же дня плена думал о побеге. Он не мог себе представить: как же так? Как такое могло случиться? Нужно бежать! Только бежать. И отомстить… Драться, драться, только драться! Не может быть, что немцы сильнее чем Красная Армия! У нас же такая мощь, такие танки, такие полководцы! Сталин не допустит такого. Он обязательно спасёт их!
Бежать он пытался ещё в Прибалтике. Тогда он был сильнее, правда, голова кружилась… Но его поймали, избили до крови, и снова бросили к другим пленным. Пытавшихся бежать было много… Но не всем удавалось. Многих прямо на месте расстреливали, на показ, перед строем. Расстреливали не только их, но и других, выборочно. Чтобы боялись.
Второй раз он пытался бежать в поезде. Тоже не получилось: за ноги схватили, и вернули свои же… боялись расстрелов.
Среди пленных оказался также один полит-офицер, успевший переодеться в солдатскую гимнастёрку. Он сказал, что нужно осмотреться, и как только появится удобный случай, то сбегут все вместе. Пока – ждать.
Дождались: железные вагоны без крыши уже ехали через занятую немцами польскую территорию… В садах уже видны были спелые августовские сорта яблок жёлто-белого света, на обочинах качались на лёгком ветру красные цветочки маков… Ромашки и васильки были точно такими же как на Родине… До них можно было дотронуться почти руками…
Странная жизнь: как сон. Как самый страшный сон… Везут как скот, и куда? Почему Польша? Куда нас везут? Никто не знал ответа. Все ехали, и чего-то ждали. Но никто не думал, и не знал, что ещё их ожидает впереди. Никто даже предполагать не мог.
Пока везли в вагонах, потом пешком, Мухаметгали всё время искал взглядом своего земляка, Халиля. Он чувствовал, что Халиль должен был остаться в живых. И чувства его не обманули: однажды он его увидел. Халиль прошёл мимо них в колонне. Мухаметгали крикнул, и Халиль его узнал… Он крикнул, по-татарски: «Туган, Мэхээмээд!…» Но удар прикладом в затылок немецкого конвоя прервал его голос… Халиль упал лицом, но товарищи его быстро сумели поднять…
Вот так они встретились в плену, в первый и последний раз…
Потом они друг друга всё время искали, однако свидеться не удалось…
В ночь с 28 по 29 сентября Мухаметгали приснился сон:
… Акбай и Бермогез пришли домой к обеду. Как это так, – подумал Мухаметгали, – никогда такого не бывало. Бермогез хорошая корова, всегда приходит вечером, со всеми. А Акбай? Почему Акбай с ней? Что случилось? Мухаметгали в этот день был дома, и ремонтировал телегу: нужно было возить фураж из складов в районный центр. Да и жена, Ханифа, вот-вот… Акбай и корова стояли молча, и смотрели на хозяина. По их лицам было заметно, что у них было очень хорошее настроение. Но говорить они не могли, и Мухаметгали думал: не спроста это… Не спроста…
И вдруг, детский плачь из дома! Акбай залаял, корова замычала! Прибежали соседки… Ребёнок кричит на весь мир! Это же Фидания! У него родилась дочка! Как же он так? Собака знает, Бермогез знает, а он?
Мухаметгали побежал домой, к жене, дочке, но споткнулся на ступеньке, и упал. Он не знал, сколько там пролежал, но когда открыл глаза, перед ней сидела красивая девочка со светлыми волосами, с голубыми глазами, и гладила своего отца… Мухаметгали поймал её тоненькую руку, приблизил к своим губам, и поцеловал. Девчонке стало щекотливо, и она громко засмеялась…
Акбай лёжа на спине, тоже хохотал… Корова Бермогез начала танцевать как женщина: то подпрыгнет, то на двух ногах постоит, и моргнёт невинными большими глазами, похлопывая длинными ресницами… Посередине двора стоит пожарный Сэйсэлим, и звонит большим колокольчиком…
Тут Мухаметгали проснулся… Били по железу, объявив подъём…
Прошёл почти год плена… Люди умирали тысячами, но Мухаметгали суждено было жить. Он не сдавался.
Пришла весна. Пришли новые надежды. В судьбе военнопленного получился поворот…
Это было 16 апреля 1942 года . Мухаметгали, его знакомый французский военнопленный с другими французами, стояли рядом в строю. Тут подъехал чёрный «Опель». Из машины вышли двое: женщина и мужчина в цивильном. Конвоир крикнул имена: «Мухамед Асташ!» Мухаметгали подумал, что прозвучало его имя, и он сделал шаг вперёд. Мужчина подошёл к нему, и спросил: «Францозе?». «Нет, русский…» – ответил Мухаметгали… Его ударом приклада поставили снова в строй. Мухаметгали понял, что ищут французов, и он просто ослышался… Немец повторил ещё раз: «Мухамед Асташ!». Из строя вышел его знакомый француз из Алжирской колонии Франции. Его звали тоже Мухамедом. Потом нашли ещё 6 французов, и когда их повели, немка вернулась, и ткнула пальцем в грудь Мухаметгали: «Мюслиме?». «Да…» – ответил Мухаметгали. «Лосс…!» – сказала немка, и показала конвоиру. Мухаметгали стал восьмым в колонне, и их увели в неизвестном направлении.
Никто не знал, куда их ведут. Может расстреливать? Но почему только французов? И почему эта женщина вернулась и выбрала именно его? Вопросов было много, и ни одного ответа.
На окраине лагеря стоял грузовик с брезентовым покрытием. Пленных загнали быстро в грузовик, подсели 2 автоматчика с собаками, и машина тронула.
Скоро машина вышла в населённый пункт, и быстро ехала в неизвестном направлении. Через дырку Мухаметгали в тайне от конвоиров пытался рассмотреть улицу… Вот название местности: WALTSCH. Крепкие, ухоженные дома, ходят дети с мамами… Вот магазин хлебный, вот мясной… А вот ресторан… Немцы сидят и пьют за столиками перед рестораном пиво, и смеются… «Да, – думал Мухаметгали, – странно всё… Куда же нас везут?»
Проехав минут тридцать, Мухаметгали снова заглянул в дырочку… Впереди был новый населённый пункт… Он снова успел прочитать: KESSBURG.
Скоро машина остановилась, и конвоиры закричали: «Раус! Рунтер мит ойх! Швайне!!!» (Выходить! Спускаться! Свиньи!)
Пленные быстро спустились и положили руки за головы.
Пленные осторожно осмотрели взглядами местность: это была сельскохозяйственная усадьба. Кругом ходили курицы, среди них как генерал шагал большой петух, двое телят кушали возле ворот конюшни сено. Стояли два трактора, сеялка, посередине двора огромная куча навоза. Двое мальчиков в шортах смотрели на пленных, а потом быстро убежали.
Это была усадьба Бернута, старого графа из Баварии. Эти места они давно облюбовали, и купили. Места очень хорошие для сельского хозяйства: огромные ровные поля, речка рядом, густые добротные леса с огромными соснами и дубовыми рощами, недалеко железнодорожный узел, хорошие дороги, и до моря рукой подать.
Мухаметгали и французы стали подневольными рабочими – рабами. Что ж, не плохое место, можно сказать даже – рай. Повезло пленным. Посмотрим, что будет дальше.
В первую очередь их сбрили на голо, посыпали белым порошком, и загнали под душ. Выдали старую крестьянскую одежду, написали на груди лагерный номер. Мухаметгали белой краской вывели номер: 20 990.
Пленных распределили по работам. Мухаметгали определили в конюшню, его тёзка алжирский француз крутился возле тракторов, один работал на кухне, остальные по разным работам. Работы хватало всем, и все военнопленные распрямились, на их лицах появились первые оптимистические признаки. Их перестали пить, кормили. Кроме основной кормёжки, каждый пленный что-то где-то находил ещё. Мухаметгали постоянно ел овёс, и что-то преподало и из кухни, от французов. Они все уже дано подружились, и помогали друг другу как только могли. Погали и мечтали бежать…
Бежать вздумали через море. По суше бежать не имело смысла, а до моря – рукой подать, много озёр, много леса, и кругом были каналы. Можно добраться незаметно. И собаки след потеряют… Там много камыша. А лодку уже заприметили, отремонтировали. Как раз на 8 человек. Нужно немного подождать… Выйти на берег, и забраться в какой-то корабль… На месте будет видно. Нужно будет выбрать праздничный день немцев… 17 мая – День мамы… Не успеют… 25 мая – Троица. Можно успеть. Так и решили: 25 мая, в понедельник. Никто не будет ожидать.
Мухаметгали порой улыбалось счастье и в плену: он мог оставаться наедине в конюшне, и помечтать. Однажды он достал через друзей бумагу и написал жене и детям письмо… Долго сидел пленный солдат из Йомралы, и не мог начинать. С чего же начать? И он начал дрожащими руками выводить буквы за буквой, предложение за предложением…
«… Дорогая моя Ханифа, дорогие дети Зуфар, Зухра, Фарух, и… Фидания, моя ласточка! Вот, бой прекратился, нам разрешили отдохнуть. Я сижу и пишу вам письмо. Как жизнь ваша? Все ли здоровы? Как родители? Как там дочка Фидания? Ходить ещё не научилась? Хотя, куда ей ещё? Ей ведь всего 8 месяцев… Я часто вижу вас во сне, очень часто. И эти сны мне очень помогают бить врага. Скоро мы вернёмся с победой, это я вам обещаю. На первую уборку не смог приехать, а вот к второй уборке приеду точно. Командир сказал, что скоро войне конец! Нам нужно верить, и всё будет именно так.
Как поживают Бермогез и Акбай? Как там мой конь Алмачуар? Наверное очень скучает… Я тоже скучаю по всех вас.
Бэгрем, Хэнифэм, прости меня, если что не так… Ты для меня самый верный человек, самый нужный, самый хороший. Вы все для меня самые хорошие! Только самые хорошие!
Хэнифэм, береги детей. Много не работай, тяжести не поднимай. У тебя болит спина. Тебе нельзя.
Я очень хочу вас видеть! Я…»
Тут закричал часовой:
– Татаре, во бист ду? (Татарин, ты где?)
Мухаметгали быстро сунул письмо под старое седло, и выскочил из конюшни.
Другие пленные уже стояли в строю, и ждали только его.
Что-то случилось. Часовые были в ярости. На земле валялся старый рюкзак с пищей на дорогу. Всё, пронюхали… Что же теперь будет?
Немец подошёл к французу работавшего на кухне, и со всей силы ударил его по лицу. Француз упал. Часовой начал пинать его ногами… Вдруг на машине во двор заехала Мари, сестра фон барона Бернухта. Все знали, что красавица-баронесса относится к французу очень, даже через чур лояльно. Увидев её немец перестал бить пленного, и отошёл.
Баронесса спасла пленного от неминуемой гибели. Она спасла всех.
Пленные пошли по своим местам, а немец плюнул вслед баронессе, и тихо, чтобы никто не слышал сказал:
– Хурре! (Шлюха!)
Часовые что-то заподозрили. Бежать будет трудно. Так и получилось: 24, 25 мая во время празднования Троицы, немцы 5 раз в день всех строили, и делали перекличку. План срывался.
Но вот, наступило 28 мая. Стоял прекрасный солнечный день. Немецкие часовые, оставив лишь одного, сели в грузовик, и уехали. Никто не знал, куда и почему. «Может сегодня?» – подумал Мухаметгали. «Сегодня четверг, хороший день для дороги – Ат атланган кон, или – день всадника». Не успел подумать, как увидел алжирца: тот махал ему рукой из окна кухни. Мухаметгали побежал в направлении кухни. Перед домом стоял могущественный дуб. Вдруг из-за дуба выскочила белая собака, и начала лаять… Мухаметгали остановился как вкопанный…
– Акбай, ты? Как ты сюда попал?
Собака виляя хвостом приближалась… У Мухаметгали из глаз брызнули слёзы.
– Ты хочешь нам указать дорогу? Ты знаешь о нашем плане? Акбай…
Вдруг внутри у Мухаметгали что-то дёрнуло… Это было в груди. Потом ещё раз, ещё сильнее. Мухаметгали начал падать… Вот он упал… Собака начала лизать его лицо… «Акбай… Акбаюшка… Как ты меня нашла? Как ты сюда добралась? Дай ка мордочку…»
В небе кричали большие белые чайки.
Мухаметгали лежал в тени дуба, и он плавал в белом облаке. Под облаками текла речка, его родная речка Улэмэ… Она заговорила человеческим голосом и говорила: «Улмэ, Мохэммэт, улмэ…»
Облака поднимали всё выше и выше. Оттуда он видел всё в округе: и деревню, и Акбая, и Ханифу, свою ненаглядную, священную женщину, и своих детей. Самая маленькая Фидания, кричала: «Эти, ты зачем туда залез? Спускайся! Мама зовёт к обеду! И ещё тебе пришло письмо! Спускайся!» «Надо же, уже и говорить может… Фидэниям минем, кызым, топчегем…»
Когда подбежал Мухамед из Алжира, левая рука Мухаметгали была в кармане. Пленный друг послушал сердце своего пленного друга, пощупал пульс, и ткнув лицо на грудь татарина зарыдал…
Из кармана своего друга алжирец вытащил письмо, ботей, и сунул себе в пазуху…
Часть 6
В апреле 2015 года, в канун 70-летия Великой Победы над фашисткой Германией, в Берлин приехали родственники Мухаметгали Нургалиевича: Диктат Абый – муж дочери Мухаметгали Зухры, Гузалия, дочь Зухры, и Равиль – муж Гузалии.
Родственники ездили в Польшу на место захоронения героя, побывали на на усадьбе барона, где остановилось сердце воина из Йомралы, возложили цветы на месте первого погребения на территории лагеря Баркенбрюгге…
Часть 7
В тот день, 28 мая 1942 года, Мухаметгали погиб. Погиб как герой. Дело в том, что своей смертью он спас от верной смерти всех французов. Случись тогда побег, их бы схватили. А после гибели товарища, они бежать передумали. Тем более, уехавшие часовые вернулись через 30 минут.
Французские военнопленные работали на усадьбе до самого конца января 1945 года. У Марии родилась дочка от пленного француза. Она, её старшая дочь Ингрид, четверо французов, перед наступлением Красной Армии успели сбежать в Австрию, и статься в живых.
Кто знает, может быть где-то в Провансале, лежит в альбоме письмо Мухаметгали своей жене Ханифе, а над камином, висит трёугольный ботей.
Часть 8
Я проводил на крыльце гостиницы гостей из Казани и пешком направился к автобусной остановке.
Утро было раннее, суббота. Выходной день для немцев – он священный день: все отдыхали, и от того даже в таком большом городе вокруг никого не было.
Вот и автобус появился… Я встал, и недалеко заметил старушку с собачкой белого цвета. Увидев меня собака остановилась, нюхнула воздух, и два раза пролаяла. Потом ещё и ещё… И мне почему-то показалось, что вот также когда –то лаяла Акбай, когда Мухаметгали и его односельчане шли по пыльной деревенской дороге на войну. Я представил себе деревню, стадо коров, и шагающего с котомкой на плечах Мухаметгали Абый, который странно двигал левой рукой…
Автобус тронулся. Я посмотрел через окно, и ещё видел лающую белую собаку и немку-старушку, которые провожали ранний автобус своим взглядом, и я нутром почувствовал, что они мне хотели что-то сказать очень важное…
Вот так закончилась эта маленькая история в канун 70-летия Великой Победы Советского народа в самой страшной войне человеческой истории.
В польском городке, где стоит мемориал погибшим военнопленным, оторванная дуга снова стала целой, и засияла радугой. Связь времён и связь дыханий родственников снова встретились, через 73 года.
Душа героя нашла покой…
Германия, 9 мая, 2015 года.
Насур Юрушбаев.
 


При использовании материалов сайта обязательно указывайте ссылку. Без нее любое размещение материалов будет рассматриваться как нарушение авторских прав редакции "Тан" ("Рассвет").


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *